1. Люди на всей земле ис­поль­зу­ют не­ве­ро­ят­ное ко­ли­че­ство бу­ма­ги. Один че­ло­век по­треб­ля­ет около 150 ки­ло­грам­мов бу­ма­ги в год. Это наши тет­ра­ди, жур­на­лы, книги, бу­маж­ные па­ке­ты и кар­тон­ные ко­роб­ки для упа­ков­ки, бу­ма­га, ко­то­рая ис­поль­зу­ет­ся в ги­ги­е­ни­че­ских целях, сал­фет­ки, бу­маж­ные по­ло­тен­ца и туа­лет­ная бу­ма­га.

2. Мно­гие из­де­лия из бу­ма­ги про­из­во­дят­ся из вто­рич­но­го сырья, то есть из ма­ку­ла­ту­ры. Вы­со­ко­ка­че­ствен­ная бу­ма­га про­из­во­дит­ся из цел­лю­ло­зы. Чем более раз­ви­та стра­на, тем боль­ше цел­лю­ло­зы она по­треб­ля­ет.

3. Но надо пом­нить, что про­из­вод­ство бу­ма­ги очень вред­но для окру­жа­ю­щей среды, за­во­ды по про­из­вод­ству бу­ма­ги вы­де­ля­ют очень много уг­ле­кис­ло­го газа в ат­мо­сфе­ру.

1. Люди на всей земле ис­поль­зу­ют не­ве­ро­ят­ное ко­ли­че­ство бу­ма­ги. Один че­ло­век по­треб­ля­ет около 150 ки­ло­грам­мов бу­ма­ги в год. Это наши тет­ра­ди, жур­на­лы, книги, бу­маж­ные па­ке­ты и кар­тон­ные ко­роб­ки для упа­ков­ки, бу­ма­га, ко­то­рая ис­поль­зу­ет­ся в ги­ги­е­ни­че­ских целях, сал­фет­ки, бу­маж­ные по­ло­тен­ца и туа­лет­ная бу­ма­га.

2. Мно­гие из­де­лия из бу­ма­ги про­из­во­дят­ся из вто­рич­но­го сырья, то есть из ма­ку­ла­ту­ры. Вы­со­ко­ка­че­ствен­ная бу­ма­га про­из­во­дит­ся из цел­лю­ло­зы. Чем более раз­ви­та стра­на, тем боль­ше цел­лю­ло­зы она по­треб­ля­ет.

3. Но надо пом­нить, что про­из­вод­ство бу­ма­ги очень вред­но для окру­жа­ю­щей среды, за­во­ды по про­из­вод­ству бу­ма­ги вы­де­ля­ют очень много уг­ле­кис­ло­го газа в ат­мо­сфе­ру.

1. Со­вре­мен­ная наука до сих пор не может дать ответ на во­прос, когда имен­но по­яви­лись пер­вые укра­ше­ния. Ар­хео­ло­ги­че­ские на­ход­ки сви­де­тель­ству­ют о том, что укра­ше­ния су­ще­ство­ва­ли уже в ран­ние эпохи раз­ви­тия че­ло­ве­че­ства. К при­ме­ру, Воз­раст мор­ских мол­люс­ков с ды­роч­ка­ми, сде­лан­ны­ми вруч­ную, най­ден­ных в Ал­жи­ре и Из­ра­и­ле, уче­ные опре­де­ли­ли как 100-135 тысяч лет. Остан­ки жен­щи­ны эпохи па­лео­ли­та, об­на­ру­жен­ные ар­хео­ло­га­ми в Малой Азии, ле­жа­ли вме­сте с брас­ле­та­ми и бу­са­ми, вслед­ствие чего она была на­зва­на пер­вой в ис­то­рии че­ло­ве­че­ства мод­ной дамой.

2. Пред­ста­ви­те­ли пер­во­быт­но­го об­ще­ства ста­ра­лись укра­сить себя при по­мо­щи под­руч­ных ма­те­ри­а­лов, чтобы вы­де­лять­ся среди своих со­пле­мен­ни­ков. Сна­ча­ла древ­ние люди укра­ша­ли себя зу­ба­ми, ко­стя­ми, ро­га­ми до­бы­тых жи­вот­ных, пе­рья­ми птиц, позже — ра­куш­ка­ми, ко­сточ­ка­ми пло­дов, цве­та­ми, при­род­ны­ми ми­не­ра­ла­ми, среди ко­то­рых были ян­тарь, крем­ний, кварц и неф­рит.

3. Пер­вы­ми на­ча­ли но­сить укра­ше­ния муж­чи­ны. И де­ла­лось это не так, как при­ня­то в со­вре­мен­ном об­ще­стве. Это были не от­дель­ные це­поч­ки или коль­ца, а про­сто на­гро­мож­де­ние раз­лич­ных из­де­лий, за ко­то­ры­ми ино­гда даже не было видно тела. Но древ­ний муж­чи­на не про­сто хотел кра­си­во вы­гля­деть. В те вре­ме­на коль­ца, брас­ле­ты и оже­ре­лья ис­поль­зо­ва­лись не столь­ко в ка­че­стве укра­ше­ний, сколь­ко как аму­ле­ты и обе­ре­ги от злых духов и бо­лез­ней. Кроме того, мно­гие из них слу­жи­ли от­ли­чи­тель­ны­ми зна­ка­ми во­ждей, во­и­нов и охот­ни­ков, но это слу­чи­лось не­мно­го позже, когда на­ча­ли по­яв­лять­ся пер­вые при­зна­ки иерар­хии.

1. Со­вре­мен­ная наука до сих пор не может дать ответ на во­прос, когда имен­но по­яви­лись пер­вые укра­ше­ния. Ар­хео­ло­ги­че­ские на­ход­ки сви­де­тель­ству­ют о том, что укра­ше­ния су­ще­ство­ва­ли уже в ран­ние эпохи раз­ви­тия че­ло­ве­че­ства. К при­ме­ру, Воз­раст мор­ских мол­люс­ков с ды­роч­ка­ми, сде­лан­ны­ми вруч­ную, най­ден­ных в Ал­жи­ре и Из­ра­и­ле, уче­ные опре­де­ли­ли как 100-135 тысяч лет. Остан­ки жен­щи­ны эпохи па­лео­ли­та, об­на­ру­жен­ные ар­хео­ло­га­ми в Малой Азии, ле­жа­ли вме­сте с брас­ле­та­ми и бу­са­ми, вслед­ствие чего она была на­зва­на пер­вой в ис­то­рии че­ло­ве­че­ства мод­ной дамой.

2. Пред­ста­ви­те­ли пер­во­быт­но­го об­ще­ства ста­ра­лись укра­сить себя при по­мо­щи под­руч­ных ма­те­ри­а­лов, чтобы вы­де­лять­ся среди своих со­пле­мен­ни­ков. Сна­ча­ла древ­ние люди укра­ша­ли себя зу­ба­ми, ко­стя­ми, ро­га­ми до­бы­тых жи­вот­ных, пе­рья­ми птиц, позже — ра­куш­ка­ми, ко­сточ­ка­ми пло­дов, цве­та­ми, при­род­ны­ми ми­не­ра­ла­ми, среди ко­то­рых были ян­тарь, крем­ний, кварц и неф­рит.

3. Пер­вы­ми на­ча­ли но­сить укра­ше­ния муж­чи­ны. И де­ла­лось это не так, как при­ня­то в со­вре­мен­ном об­ще­стве. Это были не от­дель­ные це­поч­ки или коль­ца, а про­сто на­гро­мож­де­ние раз­лич­ных из­де­лий, за ко­то­ры­ми ино­гда даже не было видно тела. Но древ­ний муж­чи­на не про­сто хотел кра­си­во вы­гля­деть. В те вре­ме­на коль­ца, брас­ле­ты и оже­ре­лья ис­поль­зо­ва­лись не столь­ко в ка­че­стве укра­ше­ний, сколь­ко как аму­ле­ты и обе­ре­ги от злых духов и бо­лез­ней. Кроме того, мно­гие из них слу­жи­ли от­ли­чи­тель­ны­ми зна­ка­ми во­ждей, во­и­нов и охот­ни­ков, но это слу­чи­лось не­мно­го позже, когда на­ча­ли по­яв­лять­ся пер­вые при­зна­ки иерар­хии.

1. Со­вре­мен­ная наука до сих пор не может дать ответ на во­прос, когда имен­но по­яви­лись пер­вые укра­ше­ния. Ар­хео­ло­ги­че­ские на­ход­ки сви­де­тель­ству­ют о том, что укра­ше­ния су­ще­ство­ва­ли уже в ран­ние эпохи раз­ви­тия че­ло­ве­че­ства. К при­ме­ру, Воз­раст мор­ских мол­люс­ков с ды­роч­ка­ми, сде­лан­ны­ми вруч­ную, най­ден­ных в Ал­жи­ре и Из­ра­и­ле, уче­ные опре­де­ли­ли как 100-135 тысяч лет. Остан­ки жен­щи­ны эпохи па­лео­ли­та, об­на­ру­жен­ные ар­хео­ло­га­ми в Малой Азии, ле­жа­ли вме­сте с брас­ле­та­ми и бу­са­ми, вслед­ствие чего она была на­зва­на пер­вой в ис­то­рии че­ло­ве­че­ства мод­ной дамой.

2. Пред­ста­ви­те­ли пер­во­быт­но­го об­ще­ства ста­ра­лись укра­сить себя при по­мо­щи под­руч­ных ма­те­ри­а­лов, чтобы вы­де­лять­ся среди своих со­пле­мен­ни­ков. Сна­ча­ла древ­ние люди укра­ша­ли себя зу­ба­ми, ко­стя­ми, ро­га­ми до­бы­тых жи­вот­ных, пе­рья­ми птиц, позже — ра­куш­ка­ми, ко­сточ­ка­ми пло­дов, цве­та­ми, при­род­ны­ми ми­не­ра­ла­ми, среди ко­то­рых были ян­тарь, крем­ний, кварц и неф­рит.

3. Пер­вы­ми на­ча­ли но­сить укра­ше­ния муж­чи­ны. И де­ла­лось это не так, как при­ня­то в со­вре­мен­ном об­ще­стве. Это были не от­дель­ные це­поч­ки или коль­ца, а про­сто на­гро­мож­де­ние раз­лич­ных из­де­лий, за ко­то­ры­ми ино­гда даже не было видно тела. Но древ­ний муж­чи­на не про­сто хотел кра­си­во вы­гля­деть. В те вре­ме­на коль­ца, брас­ле­ты и оже­ре­лья ис­поль­зо­ва­лись не столь­ко в ка­че­стве укра­ше­ний, сколь­ко как аму­ле­ты и обе­ре­ги от злых духов и бо­лез­ней. Кроме того, мно­гие из них слу­жи­ли от­ли­чи­тель­ны­ми зна­ка­ми во­ждей, во­и­нов и охот­ни­ков, но это слу­чи­лось не­мно­го позже, когда на­ча­ли по­яв­лять­ся пер­вые при­зна­ки иерар­хии.

1. Со­вре­мен­ная наука до сих пор не может дать ответ на во­прос, когда имен­но по­яви­лись пер­вые укра­ше­ния. Ар­хео­ло­ги­че­ские на­ход­ки сви­де­тель­ству­ют о том, что укра­ше­ния су­ще­ство­ва­ли уже в ран­ние эпохи раз­ви­тия че­ло­ве­че­ства. К при­ме­ру, Воз­раст мор­ских мол­люс­ков с ды­роч­ка­ми, сде­лан­ны­ми вруч­ную, най­ден­ных в Ал­жи­ре и Из­ра­и­ле, уче­ные опре­де­ли­ли как 100-135 тысяч лет. Остан­ки жен­щи­ны эпохи па­лео­ли­та, об­на­ру­жен­ные ар­хео­ло­га­ми в Малой Азии, ле­жа­ли вме­сте с брас­ле­та­ми и бу­са­ми, вслед­ствие чего она была на­зва­на пер­вой в ис­то­рии че­ло­ве­че­ства мод­ной дамой.

2. Пред­ста­ви­те­ли пер­во­быт­но­го об­ще­ства ста­ра­лись укра­сить себя при по­мо­щи под­руч­ных ма­те­ри­а­лов, чтобы вы­де­лять­ся среди своих со­пле­мен­ни­ков. Сна­ча­ла древ­ние люди укра­ша­ли себя зу­ба­ми, ко­стя­ми, ро­га­ми до­бы­тых жи­вот­ных, пе­рья­ми птиц, позже — ра­куш­ка­ми, ко­сточ­ка­ми пло­дов, цве­та­ми, при­род­ны­ми ми­не­ра­ла­ми, среди ко­то­рых были ян­тарь, крем­ний, кварц и неф­рит.

3. Пер­вы­ми на­ча­ли но­сить укра­ше­ния муж­чи­ны. И де­ла­лось это не так, как при­ня­то в со­вре­мен­ном об­ще­стве. Это были не от­дель­ные це­поч­ки или коль­ца, а про­сто на­гро­мож­де­ние раз­лич­ных из­де­лий, за ко­то­ры­ми ино­гда даже не было видно тела. Но древ­ний муж­чи­на не про­сто хотел кра­си­во вы­гля­деть. В те вре­ме­на коль­ца, брас­ле­ты и оже­ре­лья ис­поль­зо­ва­лись не столь­ко в ка­че­стве укра­ше­ний, сколь­ко как аму­ле­ты и обе­ре­ги от злых духов и бо­лез­ней. Кроме того, мно­гие из них слу­жи­ли от­ли­чи­тель­ны­ми зна­ка­ми во­ждей, во­и­нов и охот­ни­ков, но это слу­чи­лось не­мно­го позже, когда на­ча­ли по­яв­лять­ся пер­вые при­зна­ки иерар­хии.

1. Озеро Бал­хаш, рас­по­ло­жен­ное на во­сто­ке Ка­зах­ста­на, — круп­ней­ший во­до­ем Рес­пуб­ли­ки, вы­тя­нув­ший­ся по­лу­ме­ся­цем на 600 ки­ло­мет­ров. Слово «Бал­хаш» воз­ник­ло от слова «balkas», ко­то­рое в пе­ре­во­де с ка­зах­ско­го, та­тар­ско­го и ал­тай­ско­го язы­ков озна­ча­ет «кочки на бо­ло­те», «бо­ло­ти­стая мест­ность, по­кры­тая коч­ка­ми». Бал­хаш за­ни­ма­ет вто­рое место после Кас­пий­ско­го моря в спис­ке не­пе­ре­сы­ха­ю­щих со­ле­ных озер мира. Оно яв­ля­ет­ся и самым боль­шим в Ка­зах­ста­не.

2. Бал­хаш — един­ствен­ное на пла­не­те озеро с раз­ной по со­ста­ву водой: за­пад­ная его часть прес­но­вод­ная, а во­сточ­ная — со­ле­ная. Бла­го­да­ря уз­ко­му про­ли­ву и по­лу­ост­ро­ву Са­ры­есик воды озера не сме­ши­ва­ют­ся. Озеро Бал­хаш не пе­ре­ста­ет удив­лять своей за­га­доч­но­стью: до сих пор уче­ные не могут объ­яс­нить гео­гра­фи­че­ский па­ра­докс по­яв­ле­ния по­лу­прес­но­вод­но­го бес­сточ­но­го во­до­е­ма среди сте­пей, в рай­о­не су­хо­го кли­ма­та и ма­ло­го вы­па­де­ния осад­ков.

3. Озеро имеет при­род­ное про­ис­хож­де­ние, оно по­яви­лось вслед­ствие не­рав­но­мер­но­го про­се­да­ния Ту­ран­ской плиты и за­топ­ле­ния об­ра­зо­ван­ных углуб­ле­ний во вто­ром пе­ри­о­де кай­но­зой­ской эры. На нем на­хо­дит­ся не­ма­ло не­боль­ших ост­ро­вов и два круп­ных — Ба­са­рал и Та­са­рал. Из-за от­сут­ствия сто­ков уро­вень воды в озере су­ще­ствен­но ко­леб­лет­ся в раз­ное время года и за­ви­сит от до­ждей, ко­ли­че­ства снега в горах и от ин­тен­сив­но­сти ис­па­ре­ния с по­верх­но­сти во­до­е­ма.

4. Земли При­бал­ха­шья — пу­сты­ни и степи, по­кры­тые кам­ня­ми, гли­ной и щеб­нем. Од­на­ко не­ко­то­рые рас­те­ния при­спо­со­би­лись к вы­жи­ва­нию в труд­ных усло­ви­ях. Свое­об­раз­ным укра­ше­ни­ем озера слу­жат около 60 видов ред­ких рас­те­ний, не име­ю­щих кор­ней и рас­ту­щих прямо из воды.

5. Фауна озера раз­но­об­раз­ная, тут оби­та­ет около 20 видов рыб. Эти места об­лю­бо­ва­ли при­мер­но 120 видов пер­на­тых, часть из ко­то­рых за­не­се­на в Крас­ную книгу. До­воль­но раз­но­об­раз­на и флора, при­вле­ка­ю­щая бо­та­ни­ков. При­е­хав на озеро Бал­хаш, пу­те­ше­ствен­ни­ки от­кры­ва­ют для себя его оча­ро­ва­тель­ную при­ро­ду, не­обыч­ный жи­вот­ный и рас­ти­тель­ный мир.

1. Озеро Бал­хаш, рас­по­ло­жен­ное на во­сто­ке Ка­зах­ста­на, — круп­ней­ший во­до­ем Рес­пуб­ли­ки, вы­тя­нув­ший­ся по­лу­ме­ся­цем на 600 ки­ло­мет­ров. Слово «Бал­хаш» воз­ник­ло от слова «balkas», ко­то­рое в пе­ре­во­де с ка­зах­ско­го, та­тар­ско­го и ал­тай­ско­го язы­ков озна­ча­ет «кочки на бо­ло­те», «бо­ло­ти­стая мест­ность, по­кры­тая коч­ка­ми». Бал­хаш за­ни­ма­ет вто­рое место после Кас­пий­ско­го моря в спис­ке не­пе­ре­сы­ха­ю­щих со­ле­ных озер мира. Оно яв­ля­ет­ся и самым боль­шим в Ка­зах­ста­не.

2. Бал­хаш — един­ствен­ное на пла­не­те озеро с раз­ной по со­ста­ву водой: за­пад­ная его часть прес­но­вод­ная, а во­сточ­ная — со­ле­ная. Бла­го­да­ря уз­ко­му про­ли­ву и по­лу­ост­ро­ву Са­ры­есик воды озера не сме­ши­ва­ют­ся. Озеро Бал­хаш не пе­ре­ста­ет удив­лять своей за­га­доч­но­стью: до сих пор уче­ные не могут объ­яс­нить гео­гра­фи­че­ский па­ра­докс по­яв­ле­ния по­лу­прес­но­вод­но­го бес­сточ­но­го во­до­е­ма среди сте­пей, в рай­о­не су­хо­го кли­ма­та и ма­ло­го вы­па­де­ния осад­ков.

3. Озеро имеет при­род­ное про­ис­хож­де­ние, оно по­яви­лось вслед­ствие не­рав­но­мер­но­го про­се­да­ния Ту­ран­ской плиты и за­топ­ле­ния об­ра­зо­ван­ных углуб­ле­ний во вто­ром пе­ри­о­де кай­но­зой­ской эры. На нем на­хо­дит­ся не­ма­ло не­боль­ших ост­ро­вов и два круп­ных — Ба­са­рал и Та­са­рал. Из-за от­сут­ствия сто­ков уро­вень воды в озере су­ще­ствен­но ко­леб­лет­ся в раз­ное время года и за­ви­сит от до­ждей, ко­ли­че­ства снега в горах и от ин­тен­сив­но­сти ис­па­ре­ния с по­верх­но­сти во­до­е­ма.

4. Земли При­бал­ха­шья — пу­сты­ни и степи, по­кры­тые кам­ня­ми, гли­ной и щеб­нем. Од­на­ко не­ко­то­рые рас­те­ния при­спо­со­би­лись к вы­жи­ва­нию в труд­ных усло­ви­ях. Свое­об­раз­ным укра­ше­ни­ем озера слу­жат около 60 видов ред­ких рас­те­ний, не име­ю­щих кор­ней и рас­ту­щих прямо из воды.

5. Фауна озера раз­но­об­раз­ная, тут оби­та­ет около 20 видов рыб. Эти места об­лю­бо­ва­ли при­мер­но 120 видов пер­на­тых, часть из ко­то­рых за­не­се­на в Крас­ную книгу. До­воль­но раз­но­об­раз­на и флора, при­вле­ка­ю­щая бо­та­ни­ков. При­е­хав на озеро Бал­хаш, пу­те­ше­ствен­ни­ки от­кры­ва­ют для себя его оча­ро­ва­тель­ную при­ро­ду, не­обыч­ный жи­вот­ный и рас­ти­тель­ный мир.

1. Озеро Бал­хаш, рас­по­ло­жен­ное на во­сто­ке Ка­зах­ста­на, — круп­ней­ший во­до­ем Рес­пуб­ли­ки, вы­тя­нув­ший­ся по­лу­ме­ся­цем на 600 ки­ло­мет­ров. Слово «Бал­хаш» воз­ник­ло от слова «balkas», ко­то­рое в пе­ре­во­де с ка­зах­ско­го, та­тар­ско­го и ал­тай­ско­го язы­ков озна­ча­ет «кочки на бо­ло­те», «бо­ло­ти­стая мест­ность, по­кры­тая коч­ка­ми». Бал­хаш за­ни­ма­ет вто­рое место после Кас­пий­ско­го моря в спис­ке не­пе­ре­сы­ха­ю­щих со­ле­ных озер мира. Оно яв­ля­ет­ся и самым боль­шим в Ка­зах­ста­не.

2. Бал­хаш — един­ствен­ное на пла­не­те озеро с раз­ной по со­ста­ву водой: за­пад­ная его часть прес­но­вод­ная, а во­сточ­ная — со­ле­ная. Бла­го­да­ря уз­ко­му про­ли­ву и по­лу­ост­ро­ву Са­ры­есик воды озера не сме­ши­ва­ют­ся. Озеро Бал­хаш не пе­ре­ста­ет удив­лять своей за­га­доч­но­стью: до сих пор уче­ные не могут объ­яс­нить гео­гра­фи­че­ский па­ра­докс по­яв­ле­ния по­лу­прес­но­вод­но­го бес­сточ­но­го во­до­е­ма среди сте­пей, в рай­о­не су­хо­го кли­ма­та и ма­ло­го вы­па­де­ния осад­ков.

3. Озеро имеет при­род­ное про­ис­хож­де­ние, оно по­яви­лось вслед­ствие не­рав­но­мер­но­го про­се­да­ния Ту­ран­ской плиты и за­топ­ле­ния об­ра­зо­ван­ных углуб­ле­ний во вто­ром пе­ри­о­де кай­но­зой­ской эры. На нем на­хо­дит­ся не­ма­ло не­боль­ших ост­ро­вов и два круп­ных — Ба­са­рал и Та­са­рал. Из-за от­сут­ствия сто­ков уро­вень воды в озере су­ще­ствен­но ко­леб­лет­ся в раз­ное время года и за­ви­сит от до­ждей, ко­ли­че­ства снега в горах и от ин­тен­сив­но­сти ис­па­ре­ния с по­верх­но­сти во­до­е­ма.

4. Земли При­бал­ха­шья — пу­сты­ни и степи, по­кры­тые кам­ня­ми, гли­ной и щеб­нем. Од­на­ко не­ко­то­рые рас­те­ния при­спо­со­би­лись к вы­жи­ва­нию в труд­ных усло­ви­ях. Свое­об­раз­ным укра­ше­ни­ем озера слу­жат около 60 видов ред­ких рас­те­ний, не име­ю­щих кор­ней и рас­ту­щих прямо из воды.

5. Фауна озера раз­но­об­раз­ная, тут оби­та­ет около 20 видов рыб. Эти места об­лю­бо­ва­ли при­мер­но 120 видов пер­на­тых, часть из ко­то­рых за­не­се­на в Крас­ную книгу. До­воль­но раз­но­об­раз­на и флора, при­вле­ка­ю­щая бо­та­ни­ков. При­е­хав на озеро Бал­хаш, пу­те­ше­ствен­ни­ки от­кры­ва­ют для себя его оча­ро­ва­тель­ную при­ро­ду, не­обыч­ный жи­вот­ный и рас­ти­тель­ный мир.

1. Озеро Бал­хаш, рас­по­ло­жен­ное на во­сто­ке Ка­зах­ста­на, — круп­ней­ший во­до­ем Рес­пуб­ли­ки, вы­тя­нув­ший­ся по­лу­ме­ся­цем на 600 ки­ло­мет­ров. Слово «Бал­хаш» воз­ник­ло от слова «balkas», ко­то­рое в пе­ре­во­де с ка­зах­ско­го, та­тар­ско­го и ал­тай­ско­го язы­ков озна­ча­ет «кочки на бо­ло­те», «бо­ло­ти­стая мест­ность, по­кры­тая коч­ка­ми». Бал­хаш за­ни­ма­ет вто­рое место после Кас­пий­ско­го моря в спис­ке не­пе­ре­сы­ха­ю­щих со­ле­ных озер мира. Оно яв­ля­ет­ся и самым боль­шим в Ка­зах­ста­не.

2. Бал­хаш — един­ствен­ное на пла­не­те озеро с раз­ной по со­ста­ву водой: за­пад­ная его часть прес­но­вод­ная, а во­сточ­ная — со­ле­ная. Бла­го­да­ря уз­ко­му про­ли­ву и по­лу­ост­ро­ву Са­ры­есик воды озера не сме­ши­ва­ют­ся. Озеро Бал­хаш не пе­ре­ста­ет удив­лять своей за­га­доч­но­стью: до сих пор уче­ные не могут объ­яс­нить гео­гра­фи­че­ский па­ра­докс по­яв­ле­ния по­лу­прес­но­вод­но­го бес­сточ­но­го во­до­е­ма среди сте­пей, в рай­о­не су­хо­го кли­ма­та и ма­ло­го вы­па­де­ния осад­ков.

3. Озеро имеет при­род­ное про­ис­хож­де­ние, оно по­яви­лось вслед­ствие не­рав­но­мер­но­го про­се­да­ния Ту­ран­ской плиты и за­топ­ле­ния об­ра­зо­ван­ных углуб­ле­ний во вто­ром пе­ри­о­де кай­но­зой­ской эры. На нем на­хо­дит­ся не­ма­ло не­боль­ших ост­ро­вов и два круп­ных — Ба­са­рал и Та­са­рал. Из-за от­сут­ствия сто­ков уро­вень воды в озере су­ще­ствен­но ко­леб­лет­ся в раз­ное время года и за­ви­сит от до­ждей, ко­ли­че­ства снега в горах и от ин­тен­сив­но­сти ис­па­ре­ния с по­верх­но­сти во­до­е­ма.

4. Земли При­бал­ха­шья — пу­сты­ни и степи, по­кры­тые кам­ня­ми, гли­ной и щеб­нем. Од­на­ко не­ко­то­рые рас­те­ния при­спо­со­би­лись к вы­жи­ва­нию в труд­ных усло­ви­ях. Свое­об­раз­ным укра­ше­ни­ем озера слу­жат около 60 видов ред­ких рас­те­ний, не име­ю­щих кор­ней и рас­ту­щих прямо из воды.

5. Фауна озера раз­но­об­раз­ная, тут оби­та­ет около 20 видов рыб. Эти места об­лю­бо­ва­ли при­мер­но 120 видов пер­на­тых, часть из ко­то­рых за­не­се­на в Крас­ную книгу. До­воль­но раз­но­об­раз­на и флора, при­вле­ка­ю­щая бо­та­ни­ков. При­е­хав на озеро Бал­хаш, пу­те­ше­ствен­ни­ки от­кры­ва­ют для себя его оча­ро­ва­тель­ную при­ро­ду, не­обыч­ный жи­вот­ный и рас­ти­тель­ный мир.

1. Озеро Бал­хаш, рас­по­ло­жен­ное на во­сто­ке Ка­зах­ста­на, — круп­ней­ший во­до­ем Рес­пуб­ли­ки, вы­тя­нув­ший­ся по­лу­ме­ся­цем на 600 ки­ло­мет­ров. Слово «Бал­хаш» воз­ник­ло от слова «balkas», ко­то­рое в пе­ре­во­де с ка­зах­ско­го, та­тар­ско­го и ал­тай­ско­го язы­ков озна­ча­ет «кочки на бо­ло­те», «бо­ло­ти­стая мест­ность, по­кры­тая коч­ка­ми». Бал­хаш за­ни­ма­ет вто­рое место после Кас­пий­ско­го моря в спис­ке не­пе­ре­сы­ха­ю­щих со­ле­ных озер мира. Оно яв­ля­ет­ся и самым боль­шим в Ка­зах­ста­не.

2. Бал­хаш — един­ствен­ное на пла­не­те озеро с раз­ной по со­ста­ву водой: за­пад­ная его часть прес­но­вод­ная, а во­сточ­ная — со­ле­ная. Бла­го­да­ря уз­ко­му про­ли­ву и по­лу­ост­ро­ву Са­ры­есик воды озера не сме­ши­ва­ют­ся. Озеро Бал­хаш не пе­ре­ста­ет удив­лять своей за­га­доч­но­стью: до сих пор уче­ные не могут объ­яс­нить гео­гра­фи­че­ский па­ра­докс по­яв­ле­ния по­лу­прес­но­вод­но­го бес­сточ­но­го во­до­е­ма среди сте­пей, в рай­о­не су­хо­го кли­ма­та и ма­ло­го вы­па­де­ния осад­ков.

3. Озеро имеет при­род­ное про­ис­хож­де­ние, оно по­яви­лось вслед­ствие не­рав­но­мер­но­го про­се­да­ния Ту­ран­ской плиты и за­топ­ле­ния об­ра­зо­ван­ных углуб­ле­ний во вто­ром пе­ри­о­де кай­но­зой­ской эры. На нем на­хо­дит­ся не­ма­ло не­боль­ших ост­ро­вов и два круп­ных — Ба­са­рал и Та­са­рал. Из-за от­сут­ствия сто­ков уро­вень воды в озере су­ще­ствен­но ко­леб­лет­ся в раз­ное время года и за­ви­сит от до­ждей, ко­ли­че­ства снега в горах и от ин­тен­сив­но­сти ис­па­ре­ния с по­верх­но­сти во­до­е­ма.

4. Земли При­бал­ха­шья — пу­сты­ни и степи, по­кры­тые кам­ня­ми, гли­ной и щеб­нем. Од­на­ко не­ко­то­рые рас­те­ния при­спо­со­би­лись к вы­жи­ва­нию в труд­ных усло­ви­ях. Свое­об­раз­ным укра­ше­ни­ем озера слу­жат около 60 видов ред­ких рас­те­ний, не име­ю­щих кор­ней и рас­ту­щих прямо из воды.

5. Фауна озера раз­но­об­раз­ная, тут оби­та­ет около 20 видов рыб. Эти места об­лю­бо­ва­ли при­мер­но 120 видов пер­на­тых, часть из ко­то­рых за­не­се­на в Крас­ную книгу. До­воль­но раз­но­об­раз­на и флора, при­вле­ка­ю­щая бо­та­ни­ков. При­е­хав на озеро Бал­хаш, пу­те­ше­ствен­ни­ки от­кры­ва­ют для себя его оча­ро­ва­тель­ную при­ро­ду, не­обыч­ный жи­вот­ный и рас­ти­тель­ный мир.

1. Озеро Бал­хаш, рас­по­ло­жен­ное на во­сто­ке Ка­зах­ста­на, — круп­ней­ший во­до­ем Рес­пуб­ли­ки, вы­тя­нув­ший­ся по­лу­ме­ся­цем на 600 ки­ло­мет­ров. Слово «Бал­хаш» воз­ник­ло от слова «balkas», ко­то­рое в пе­ре­во­де с ка­зах­ско­го, та­тар­ско­го и ал­тай­ско­го язы­ков озна­ча­ет «кочки на бо­ло­те», «бо­ло­ти­стая мест­ность, по­кры­тая коч­ка­ми». Бал­хаш за­ни­ма­ет вто­рое место после Кас­пий­ско­го моря в спис­ке не­пе­ре­сы­ха­ю­щих со­ле­ных озер мира. Оно яв­ля­ет­ся и самым боль­шим в Ка­зах­ста­не.

2. Бал­хаш — един­ствен­ное на пла­не­те озеро с раз­ной по со­ста­ву водой: за­пад­ная его часть прес­но­вод­ная, а во­сточ­ная — со­ле­ная. Бла­го­да­ря уз­ко­му про­ли­ву и по­лу­ост­ро­ву Са­ры­есик воды озера не сме­ши­ва­ют­ся. Озеро Бал­хаш не пе­ре­ста­ет удив­лять своей за­га­доч­но­стью: до сих пор уче­ные не могут объ­яс­нить гео­гра­фи­че­ский па­ра­докс по­яв­ле­ния по­лу­прес­но­вод­но­го бес­сточ­но­го во­до­е­ма среди сте­пей, в рай­о­не су­хо­го кли­ма­та и ма­ло­го вы­па­де­ния осад­ков.

3. Озеро имеет при­род­ное про­ис­хож­де­ние, оно по­яви­лось вслед­ствие не­рав­но­мер­но­го про­се­да­ния Ту­ран­ской плиты и за­топ­ле­ния об­ра­зо­ван­ных углуб­ле­ний во вто­ром пе­ри­о­де кай­но­зой­ской эры. На нем на­хо­дит­ся не­ма­ло не­боль­ших ост­ро­вов и два круп­ных — Ба­са­рал и Та­са­рал. Из-за от­сут­ствия сто­ков уро­вень воды в озере су­ще­ствен­но ко­леб­лет­ся в раз­ное время года и за­ви­сит от до­ждей, ко­ли­че­ства снега в горах и от ин­тен­сив­но­сти ис­па­ре­ния с по­верх­но­сти во­до­е­ма.

4. Земли При­бал­ха­шья — пу­сты­ни и степи, по­кры­тые кам­ня­ми, гли­ной и щеб­нем. Од­на­ко не­ко­то­рые рас­те­ния при­спо­со­би­лись к вы­жи­ва­нию в труд­ных усло­ви­ях. Свое­об­раз­ным укра­ше­ни­ем озера слу­жат около 60 видов ред­ких рас­те­ний, не име­ю­щих кор­ней и рас­ту­щих прямо из воды.

5. Фауна озера раз­но­об­раз­ная, тут оби­та­ет около 20 видов рыб. Эти места об­лю­бо­ва­ли при­мер­но 120 видов пер­на­тых, часть из ко­то­рых за­не­се­на в Крас­ную книгу. До­воль­но раз­но­об­раз­на и флора, при­вле­ка­ю­щая бо­та­ни­ков. При­е­хав на озеро Бал­хаш, пу­те­ше­ствен­ни­ки от­кры­ва­ют для себя его оча­ро­ва­тель­ную при­ро­ду, не­обыч­ный жи­вот­ный и рас­ти­тель­ный мир.

На про­тя­же­нии всей се­мей­ной жизни Тол­стой от­да­вал много сил и дум вос­пи­та­нию детей. Он вно­сил в их жизнь массу юмора и жиз­не­ра­дост­но­го ве­се­лья. Он умел ожи­вить всех и пе­ре­ло­мить су­мрач­ные на­стро­е­ния. Одним из средств для этого яв­лял­ся часто при­ме­няв­ший­ся «бег ну­ми­дий­ской кон­ни­цы».

Бы­ва­ло, сидят все в зале после отъ­ез­да скуч­ных го­стей, ссор, дет­ских слез, не­до­ра­зу­ме­ния. Все при­тих­ли. И вдруг Лев Ни­ко­ла­е­вич сры­ва­ет­ся со стула, под­ни­ма­ет одну руку квер­ху, и, по­ма­хи­вая ки­стью ее над го­ло­вой, стре­мглав бежит га­ло­пом впри­прыж­ку во­круг стола. Все летят за ним, в точ­но­сти по­вто­ряя его дви­же­ния. Обе­жав во­круг ком­на­ты не­сколь­ко раз и за­пы­хав­шись, все са­дят­ся на свои места — уже со­всем в дру­гом на­стро­е­нии. Все ожив­ле­ны и ве­се­лы. Ссоры, скука и слезы за­бы­ты...

По пред­став­ле­нию детей, мама была пер­вым че­ло­ве­ком в доме, от нее за­ви­се­ло все. Она за­ка­зы­ва­ла по­ва­ру обед, от­пус­ка­ла ребят гу­лять, шила дет­ское пла­тье и белье; она все­гда кор­ми­ла гру­дью ка­ко­го-ни­будь ма­лень­ко­го и целый день то­роп­ли­вы­ми ша­га­ми бе­га­ла по дому. С ней можно было ка­приз­ни­чать, хотя ино­гда она бы­ва­ла сер­ди­та и на­ка­зы­ва­ла. С папой ка­приз­ни­чать не по­ла­га­лось. Когда он смот­рел в глаза, то знал все, и по­то­му лгать ему было не­воз­мож­но. И ему никто ни­ко­гда не лгал. Папа ни­ко­го ни­ко­гда не на­ка­зы­вал и почти ни­ко­гда не за­став­лял детей что-ни­будь де­лать, а вы­хо­ди­ло все­гда так, что все, как будто по сво­е­му соб­ствен­но­му же­ла­нию и по­чи­ну, де­ла­ли все так, как он этого хотел.

«Мама часто бра­ни­ла нас и на­ка­зы­ва­ла, — рас­ска­зы­ва­ет Илья Льво­вич, — а отец, когда ему нужно было за­ста­вить нас что-ни­будь сде­лать, толь­ко при­сталь­но взгля­ды­вал в глаза, и его взгляд был по­ня­тен и дей­ство­вал силь­нее вся­ко­го при­ка­за­ния».

Вот раз­ни­ца между вос­пи­та­ни­ем отца и ма­те­ри. Бы­ва­ло, по­на­до­бит­ся на что-ни­будь дву­гри­вен­ный. Если идти в маме, она нач­нет по­дроб­но рас­спра­ши­вать, на что нужны день­ги, на­го­во­рит кучу упре­ков и ино­гда от­ка­жет. Если пойти к папе, он ни­че­го не спро­сит, — толь­ко по­смот­рит в глаза и ска­жет: «Возь­ми на столе». И, как бы ни был нужен этот дву­гри­вен­ный, я ни­ко­гда не ходил за ним к отцу, а все­гда пред­по­чи­тал вы­пра­ши­вать его у ма­те­ри. Гро­мад­ная сила отца как вос­пи­та­те­ля за­клю­ча­лась в том, что от него, как от своей со­ве­сти, пря­тать­ся было нель­зя.

На про­тя­же­нии всей се­мей­ной жизни Тол­стой от­да­вал много сил и дум вос­пи­та­нию детей. Он вно­сил в их жизнь массу юмора и жиз­не­ра­дост­но­го ве­се­лья. Он умел ожи­вить всех и пе­ре­ло­мить су­мрач­ные на­стро­е­ния. Одним из средств для этого яв­лял­ся часто при­ме­няв­ший­ся «бег ну­ми­дий­ской кон­ни­цы».

Бы­ва­ло, сидят все в зале после отъ­ез­да скуч­ных го­стей, ссор, дет­ских слез, не­до­ра­зу­ме­ния. Все при­тих­ли. И вдруг Лев Ни­ко­ла­е­вич сры­ва­ет­ся со стула, под­ни­ма­ет одну руку квер­ху, и, по­ма­хи­вая ки­стью ее над го­ло­вой, стре­мглав бежит га­ло­пом впри­прыж­ку во­круг стола. Все летят за ним, в точ­но­сти по­вто­ряя его дви­же­ния. Обе­жав во­круг ком­на­ты не­сколь­ко раз и за­пы­хав­шись, все са­дят­ся на свои места — уже со­всем в дру­гом на­стро­е­нии. Все ожив­ле­ны и ве­се­лы. Ссоры, скука и слезы за­бы­ты...

По пред­став­ле­нию детей, мама была пер­вым че­ло­ве­ком в доме, от нее за­ви­се­ло все. Она за­ка­зы­ва­ла по­ва­ру обед, от­пус­ка­ла ребят гу­лять, шила дет­ское пла­тье и белье; она все­гда кор­ми­ла гру­дью ка­ко­го-ни­будь ма­лень­ко­го и целый день то­роп­ли­вы­ми ша­га­ми бе­га­ла по дому. С ней можно было ка­приз­ни­чать, хотя ино­гда она бы­ва­ла сер­ди­та и на­ка­зы­ва­ла. С папой ка­приз­ни­чать не по­ла­га­лось. Когда он смот­рел в глаза, то знал все, и по­то­му лгать ему было не­воз­мож­но. И ему никто ни­ко­гда не лгал. Папа ни­ко­го ни­ко­гда не на­ка­зы­вал и почти ни­ко­гда не за­став­лял детей что-ни­будь де­лать, а вы­хо­ди­ло все­гда так, что все, как будто по сво­е­му соб­ствен­но­му же­ла­нию и по­чи­ну, де­ла­ли все так, как он этого хотел.

«Мама часто бра­ни­ла нас и на­ка­зы­ва­ла, — рас­ска­зы­ва­ет Илья Льво­вич, — а отец, когда ему нужно было за­ста­вить нас что-ни­будь сде­лать, толь­ко при­сталь­но взгля­ды­вал в глаза, и его взгляд был по­ня­тен и дей­ство­вал силь­нее вся­ко­го при­ка­за­ния».

Вот раз­ни­ца между вос­пи­та­ни­ем отца и ма­те­ри. Бы­ва­ло, по­на­до­бит­ся на что-ни­будь дву­гри­вен­ный. Если идти в маме, она нач­нет по­дроб­но рас­спра­ши­вать, на что нужны день­ги, на­го­во­рит кучу упре­ков и ино­гда от­ка­жет. Если пойти к папе, он ни­че­го не спро­сит, — толь­ко по­смот­рит в глаза и ска­жет: «Возь­ми на столе». И, как бы ни был нужен этот дву­гри­вен­ный, я ни­ко­гда не ходил за ним к отцу, а все­гда пред­по­чи­тал вы­пра­ши­вать его у ма­те­ри. Гро­мад­ная сила отца как вос­пи­та­те­ля за­клю­ча­лась в том, что от него, как от своей со­ве­сти, пря­тать­ся было нель­зя.

На про­тя­же­нии всей се­мей­ной жизни Тол­стой от­да­вал много сил и дум вос­пи­та­нию детей. Он вно­сил в их жизнь массу юмора и жиз­не­ра­дост­но­го ве­се­лья. Он умел ожи­вить всех и пе­ре­ло­мить су­мрач­ные на­стро­е­ния. Одним из средств для этого яв­лял­ся часто при­ме­няв­ший­ся «бег ну­ми­дий­ской кон­ни­цы».

Бы­ва­ло, сидят все в зале после отъ­ез­да скуч­ных го­стей, ссор, дет­ских слез, не­до­ра­зу­ме­ния. Все при­тих­ли. И вдруг Лев Ни­ко­ла­е­вич сры­ва­ет­ся со стула, под­ни­ма­ет одну руку квер­ху, и, по­ма­хи­вая ки­стью ее над го­ло­вой, стре­мглав бежит га­ло­пом впри­прыж­ку во­круг стола. Все летят за ним, в точ­но­сти по­вто­ряя его дви­же­ния. Обе­жав во­круг ком­на­ты не­сколь­ко раз и за­пы­хав­шись, все са­дят­ся на свои места — уже со­всем в дру­гом на­стро­е­нии. Все ожив­ле­ны и ве­се­лы. Ссоры, скука и слезы за­бы­ты...

По пред­став­ле­нию детей, мама была пер­вым че­ло­ве­ком в доме, от нее за­ви­се­ло все. Она за­ка­зы­ва­ла по­ва­ру обед, от­пус­ка­ла ребят гу­лять, шила дет­ское пла­тье и белье; она все­гда кор­ми­ла гру­дью ка­ко­го-ни­будь ма­лень­ко­го и целый день то­роп­ли­вы­ми ша­га­ми бе­га­ла по дому. С ней можно было ка­приз­ни­чать, хотя ино­гда она бы­ва­ла сер­ди­та и на­ка­зы­ва­ла. С папой ка­приз­ни­чать не по­ла­га­лось. Когда он смот­рел в глаза, то знал все, и по­то­му лгать ему было не­воз­мож­но. И ему никто ни­ко­гда не лгал. Папа ни­ко­го ни­ко­гда не на­ка­зы­вал и почти ни­ко­гда не за­став­лял детей что-ни­будь де­лать, а вы­хо­ди­ло все­гда так, что все, как будто по сво­е­му соб­ствен­но­му же­ла­нию и по­чи­ну, де­ла­ли все так, как он этого хотел.

«Мама часто бра­ни­ла нас и на­ка­зы­ва­ла, — рас­ска­зы­ва­ет Илья Льво­вич, — а отец, когда ему нужно было за­ста­вить нас что-ни­будь сде­лать, толь­ко при­сталь­но взгля­ды­вал в глаза, и его взгляд был по­ня­тен и дей­ство­вал силь­нее вся­ко­го при­ка­за­ния».

Вот раз­ни­ца между вос­пи­та­ни­ем отца и ма­те­ри. Бы­ва­ло, по­на­до­бит­ся на что-ни­будь дву­гри­вен­ный. Если идти в маме, она нач­нет по­дроб­но рас­спра­ши­вать, на что нужны день­ги, на­го­во­рит кучу упре­ков и ино­гда от­ка­жет. Если пойти к папе, он ни­че­го не спро­сит, — толь­ко по­смот­рит в глаза и ска­жет: «Возь­ми на столе». И, как бы ни был нужен этот дву­гри­вен­ный, я ни­ко­гда не ходил за ним к отцу, а все­гда пред­по­чи­тал вы­пра­ши­вать его у ма­те­ри. Гро­мад­ная сила отца как вос­пи­та­те­ля за­клю­ча­лась в том, что от него, как от своей со­ве­сти, пря­тать­ся было нель­зя.

На про­тя­же­нии всей се­мей­ной жизни Тол­стой от­да­вал много сил и дум вос­пи­та­нию детей. Он вно­сил в их жизнь массу юмора и жиз­не­ра­дост­но­го ве­се­лья. Он умел ожи­вить всех и пе­ре­ло­мить су­мрач­ные на­стро­е­ния. Одним из средств для этого яв­лял­ся часто при­ме­няв­ший­ся «бег ну­ми­дий­ской кон­ни­цы».

Бы­ва­ло, сидят все в зале после отъ­ез­да скуч­ных го­стей, ссор, дет­ских слез, не­до­ра­зу­ме­ния. Все при­тих­ли. И вдруг Лев Ни­ко­ла­е­вич сры­ва­ет­ся со стула, под­ни­ма­ет одну руку квер­ху, и, по­ма­хи­вая ки­стью ее над го­ло­вой, стре­мглав бежит га­ло­пом впри­прыж­ку во­круг стола. Все летят за ним, в точ­но­сти по­вто­ряя его дви­же­ния. Обе­жав во­круг ком­на­ты не­сколь­ко раз и за­пы­хав­шись, все са­дят­ся на свои места — уже со­всем в дру­гом на­стро­е­нии. Все ожив­ле­ны и ве­се­лы. Ссоры, скука и слезы за­бы­ты...

По пред­став­ле­нию детей, мама была пер­вым че­ло­ве­ком в доме, от нее за­ви­се­ло все. Она за­ка­зы­ва­ла по­ва­ру обед, от­пус­ка­ла ребят гу­лять, шила дет­ское пла­тье и белье; она все­гда кор­ми­ла гру­дью ка­ко­го-ни­будь ма­лень­ко­го и целый день то­роп­ли­вы­ми ша­га­ми бе­га­ла по дому. С ней можно было ка­приз­ни­чать, хотя ино­гда она бы­ва­ла сер­ди­та и на­ка­зы­ва­ла. С папой ка­приз­ни­чать не по­ла­га­лось. Когда он смот­рел в глаза, то знал все, и по­то­му лгать ему было не­воз­мож­но. И ему никто ни­ко­гда не лгал. Папа ни­ко­го ни­ко­гда не на­ка­зы­вал и почти ни­ко­гда не за­став­лял детей что-ни­будь де­лать, а вы­хо­ди­ло все­гда так, что все, как будто по сво­е­му соб­ствен­но­му же­ла­нию и по­чи­ну, де­ла­ли все так, как он этого хотел.

«Мама часто бра­ни­ла нас и на­ка­зы­ва­ла, — рас­ска­зы­ва­ет Илья Льво­вич, — а отец, когда ему нужно было за­ста­вить нас что-ни­будь сде­лать, толь­ко при­сталь­но взгля­ды­вал в глаза, и его взгляд был по­ня­тен и дей­ство­вал силь­нее вся­ко­го при­ка­за­ния».

Вот раз­ни­ца между вос­пи­та­ни­ем отца и ма­те­ри. Бы­ва­ло, по­на­до­бит­ся на что-ни­будь дву­гри­вен­ный. Если идти в маме, она нач­нет по­дроб­но рас­спра­ши­вать, на что нужны день­ги, на­го­во­рит кучу упре­ков и ино­гда от­ка­жет. Если пойти к папе, он ни­че­го не спро­сит, — толь­ко по­смот­рит в глаза и ска­жет: «Возь­ми на столе». И, как бы ни был нужен этот дву­гри­вен­ный, я ни­ко­гда не ходил за ним к отцу, а все­гда пред­по­чи­тал вы­пра­ши­вать его у ма­те­ри. Гро­мад­ная сила отца как вос­пи­та­те­ля за­клю­ча­лась в том, что от него, как от своей со­ве­сти, пря­тать­ся было нель­зя.

На про­тя­же­нии всей се­мей­ной жизни Тол­стой от­да­вал много сил и дум вос­пи­та­нию детей. Он вно­сил в их жизнь массу юмора и жиз­не­ра­дост­но­го ве­се­лья. Он умел ожи­вить всех и пе­ре­ло­мить су­мрач­ные на­стро­е­ния. Одним из средств для этого яв­лял­ся часто при­ме­няв­ший­ся «бег ну­ми­дий­ской кон­ни­цы».

Бы­ва­ло, сидят все в зале после отъ­ез­да скуч­ных го­стей, ссор, дет­ских слез, не­до­ра­зу­ме­ния. Все при­тих­ли. И вдруг Лев Ни­ко­ла­е­вич сры­ва­ет­ся со стула, под­ни­ма­ет одну руку квер­ху, и, по­ма­хи­вая ки­стью ее над го­ло­вой, стре­мглав бежит га­ло­пом впри­прыж­ку во­круг стола. Все летят за ним, в точ­но­сти по­вто­ряя его дви­же­ния. Обе­жав во­круг ком­на­ты не­сколь­ко раз и за­пы­хав­шись, все са­дят­ся на свои места — уже со­всем в дру­гом на­стро­е­нии. Все ожив­ле­ны и ве­се­лы. Ссоры, скука и слезы за­бы­ты...

По пред­став­ле­нию детей, мама была пер­вым че­ло­ве­ком в доме, от нее за­ви­се­ло все. Она за­ка­зы­ва­ла по­ва­ру обед, от­пус­ка­ла ребят гу­лять, шила дет­ское пла­тье и белье; она все­гда кор­ми­ла гру­дью ка­ко­го-ни­будь ма­лень­ко­го и целый день то­роп­ли­вы­ми ша­га­ми бе­га­ла по дому. С ней можно было ка­приз­ни­чать, хотя ино­гда она бы­ва­ла сер­ди­та и на­ка­зы­ва­ла. С папой ка­приз­ни­чать не по­ла­га­лось. Когда он смот­рел в глаза, то знал все, и по­то­му лгать ему было не­воз­мож­но. И ему никто ни­ко­гда не лгал. Папа ни­ко­го ни­ко­гда не на­ка­зы­вал и почти ни­ко­гда не за­став­лял детей что-ни­будь де­лать, а вы­хо­ди­ло все­гда так, что все, как будто по сво­е­му соб­ствен­но­му же­ла­нию и по­чи­ну, де­ла­ли все так, как он этого хотел.

«Мама часто бра­ни­ла нас и на­ка­зы­ва­ла, — рас­ска­зы­ва­ет Илья Льво­вич, — а отец, когда ему нужно было за­ста­вить нас что-ни­будь сде­лать, толь­ко при­сталь­но взгля­ды­вал в глаза, и его взгляд был по­ня­тен и дей­ство­вал силь­нее вся­ко­го при­ка­за­ния».

Вот раз­ни­ца между вос­пи­та­ни­ем отца и ма­те­ри. Бы­ва­ло, по­на­до­бит­ся на что-ни­будь дву­гри­вен­ный. Если идти в маме, она нач­нет по­дроб­но рас­спра­ши­вать, на что нужны день­ги, на­го­во­рит кучу упре­ков и ино­гда от­ка­жет. Если пойти к папе, он ни­че­го не спро­сит, — толь­ко по­смот­рит в глаза и ска­жет: «Возь­ми на столе». И, как бы ни был нужен этот дву­гри­вен­ный, я ни­ко­гда не ходил за ним к отцу, а все­гда пред­по­чи­тал вы­пра­ши­вать его у ма­те­ри. Гро­мад­ная сила отца как вос­пи­та­те­ля за­клю­ча­лась в том, что от него, как от своей со­ве­сти, пря­тать­ся было нель­зя.

На про­тя­же­нии всей се­мей­ной жизни Тол­стой от­да­вал много сил и дум вос­пи­та­нию детей. Он вно­сил в их жизнь массу юмора и жиз­не­ра­дост­но­го ве­се­лья. Он умел ожи­вить всех и пе­ре­ло­мить су­мрач­ные на­стро­е­ния. Одним из средств для этого яв­лял­ся часто при­ме­няв­ший­ся «бег ну­ми­дий­ской кон­ни­цы».

Бы­ва­ло, сидят все в зале после отъ­ез­да скуч­ных го­стей, ссор, дет­ских слез, не­до­ра­зу­ме­ния. Все при­тих­ли. И вдруг Лев Ни­ко­ла­е­вич сры­ва­ет­ся со стула, под­ни­ма­ет одну руку квер­ху, и, по­ма­хи­вая ки­стью ее над го­ло­вой, стре­мглав бежит га­ло­пом впри­прыж­ку во­круг стола. Все летят за ним, в точ­но­сти по­вто­ряя его дви­же­ния. Обе­жав во­круг ком­на­ты не­сколь­ко раз и за­пы­хав­шись, все са­дят­ся на свои места — уже со­всем в дру­гом на­стро­е­нии. Все ожив­ле­ны и ве­се­лы. Ссоры, скука и слезы за­бы­ты...

По пред­став­ле­нию детей, мама была пер­вым че­ло­ве­ком в доме, от нее за­ви­се­ло все. Она за­ка­зы­ва­ла по­ва­ру обед, от­пус­ка­ла ребят гу­лять, шила дет­ское пла­тье и белье; она все­гда кор­ми­ла гру­дью ка­ко­го-ни­будь ма­лень­ко­го и целый день то­роп­ли­вы­ми ша­га­ми бе­га­ла по дому. С ней можно было ка­приз­ни­чать, хотя ино­гда она бы­ва­ла сер­ди­та и на­ка­зы­ва­ла. С папой ка­приз­ни­чать не по­ла­га­лось. Когда он смот­рел в глаза, то знал все, и по­то­му лгать ему было не­воз­мож­но. И ему никто ни­ко­гда не лгал. Папа ни­ко­го ни­ко­гда не на­ка­зы­вал и почти ни­ко­гда не за­став­лял детей что-ни­будь де­лать, а вы­хо­ди­ло все­гда так, что все, как будто по сво­е­му соб­ствен­но­му же­ла­нию и по­чи­ну, де­ла­ли все так, как он этого хотел.

«Мама часто бра­ни­ла нас и на­ка­зы­ва­ла, — рас­ска­зы­ва­ет Илья Льво­вич, — а отец, когда ему нужно было за­ста­вить нас что-ни­будь сде­лать, толь­ко при­сталь­но взгля­ды­вал в глаза, и его взгляд был по­ня­тен и дей­ство­вал силь­нее вся­ко­го при­ка­за­ния».

Вот раз­ни­ца между вос­пи­та­ни­ем отца и ма­те­ри. Бы­ва­ло, по­на­до­бит­ся на что-ни­будь дву­гри­вен­ный. Если идти в маме, она нач­нет по­дроб­но рас­спра­ши­вать, на что нужны день­ги, на­го­во­рит кучу упре­ков и ино­гда от­ка­жет. Если пойти к папе, он ни­че­го не спро­сит, — толь­ко по­смот­рит в глаза и ска­жет: «Возь­ми на столе». И, как бы ни был нужен этот дву­гри­вен­ный, я ни­ко­гда не ходил за ним к отцу, а все­гда пред­по­чи­тал вы­пра­ши­вать его у ма­те­ри. Гро­мад­ная сила отца как вос­пи­та­те­ля за­клю­ча­лась в том, что от него, как от своей со­ве­сти, пря­тать­ся было нель­зя.

На про­тя­же­нии всей се­мей­ной жизни Тол­стой от­да­вал много сил и дум вос­пи­та­нию детей. Он вно­сил в их жизнь массу юмора и жиз­не­ра­дост­но­го ве­се­лья. Он умел ожи­вить всех и пе­ре­ло­мить су­мрач­ные на­стро­е­ния. Одним из средств для этого яв­лял­ся часто при­ме­няв­ший­ся «бег ну­ми­дий­ской кон­ни­цы».

Бы­ва­ло, сидят все в зале после отъ­ез­да скуч­ных го­стей, ссор, дет­ских слез, не­до­ра­зу­ме­ния. Все при­тих­ли. И вдруг Лев Ни­ко­ла­е­вич сры­ва­ет­ся со стула, под­ни­ма­ет одну руку квер­ху, и, по­ма­хи­вая ки­стью ее над го­ло­вой, стре­мглав бежит га­ло­пом впри­прыж­ку во­круг стола. Все летят за ним, в точ­но­сти по­вто­ряя его дви­же­ния. Обе­жав во­круг ком­на­ты не­сколь­ко раз и за­пы­хав­шись, все са­дят­ся на свои места — уже со­всем в дру­гом на­стро­е­нии. Все ожив­ле­ны и ве­се­лы. Ссоры, скука и слезы за­бы­ты...

По пред­став­ле­нию детей, мама была пер­вым че­ло­ве­ком в доме, от нее за­ви­се­ло все. Она за­ка­зы­ва­ла по­ва­ру обед, от­пус­ка­ла ребят гу­лять, шила дет­ское пла­тье и белье; она все­гда кор­ми­ла гру­дью ка­ко­го-ни­будь ма­лень­ко­го и целый день то­роп­ли­вы­ми ша­га­ми бе­га­ла по дому. С ней можно было ка­приз­ни­чать, хотя ино­гда она бы­ва­ла сер­ди­та и на­ка­зы­ва­ла. С папой ка­приз­ни­чать не по­ла­га­лось. Когда он смот­рел в глаза, то знал все, и по­то­му лгать ему было не­воз­мож­но. И ему никто ни­ко­гда не лгал. Папа ни­ко­го ни­ко­гда не на­ка­зы­вал и почти ни­ко­гда не за­став­лял детей что-ни­будь де­лать, а вы­хо­ди­ло все­гда так, что все, как будто по сво­е­му соб­ствен­но­му же­ла­нию и по­чи­ну, де­ла­ли все так, как он этого хотел.

«Мама часто бра­ни­ла нас и на­ка­зы­ва­ла, — рас­ска­зы­ва­ет Илья Льво­вич, — а отец, когда ему нужно было за­ста­вить нас что-ни­будь сде­лать, толь­ко при­сталь­но взгля­ды­вал в глаза, и его взгляд был по­ня­тен и дей­ство­вал силь­нее вся­ко­го при­ка­за­ния».

Вот раз­ни­ца между вос­пи­та­ни­ем отца и ма­те­ри. Бы­ва­ло, по­на­до­бит­ся на что-ни­будь дву­гри­вен­ный. Если идти в маме, она нач­нет по­дроб­но рас­спра­ши­вать, на что нужны день­ги, на­го­во­рит кучу упре­ков и ино­гда от­ка­жет. Если пойти к папе, он ни­че­го не спро­сит, — толь­ко по­смот­рит в глаза и ска­жет: «Возь­ми на столе». И, как бы ни был нужен этот дву­гри­вен­ный, я ни­ко­гда не ходил за ним к отцу, а все­гда пред­по­чи­тал вы­пра­ши­вать его у ма­те­ри. Гро­мад­ная сила отца как вос­пи­та­те­ля за­клю­ча­лась в том, что от него, как от своей со­ве­сти, пря­тать­ся было нель­зя.

На про­тя­же­нии всей се­мей­ной жизни Тол­стой от­да­вал много сил и дум вос­пи­та­нию детей. Он вно­сил в их жизнь массу юмора и жиз­не­ра­дост­но­го ве­се­лья. Он умел ожи­вить всех и пе­ре­ло­мить су­мрач­ные на­стро­е­ния. Одним из средств для этого яв­лял­ся часто при­ме­няв­ший­ся «бег ну­ми­дий­ской кон­ни­цы».

Бы­ва­ло, сидят все в зале после отъ­ез­да скуч­ных го­стей, ссор, дет­ских слез, не­до­ра­зу­ме­ния. Все при­тих­ли. И вдруг Лев Ни­ко­ла­е­вич сры­ва­ет­ся со стула, под­ни­ма­ет одну руку квер­ху, и, по­ма­хи­вая ки­стью ее над го­ло­вой, стре­мглав бежит га­ло­пом впри­прыж­ку во­круг стола. Все летят за ним, в точ­но­сти по­вто­ряя его дви­же­ния. Обе­жав во­круг ком­на­ты не­сколь­ко раз и за­пы­хав­шись, все са­дят­ся на свои места — уже со­всем в дру­гом на­стро­е­нии. Все ожив­ле­ны и ве­се­лы. Ссоры, скука и слезы за­бы­ты...

По пред­став­ле­нию детей, мама была пер­вым че­ло­ве­ком в доме, от нее за­ви­се­ло все. Она за­ка­зы­ва­ла по­ва­ру обед, от­пус­ка­ла ребят гу­лять, шила дет­ское пла­тье и белье; она все­гда кор­ми­ла гру­дью ка­ко­го-ни­будь ма­лень­ко­го и целый день то­роп­ли­вы­ми ша­га­ми бе­га­ла по дому. С ней можно было ка­приз­ни­чать, хотя ино­гда она бы­ва­ла сер­ди­та и на­ка­зы­ва­ла. С папой ка­приз­ни­чать не по­ла­га­лось. Когда он смот­рел в глаза, то знал все, и по­то­му лгать ему было не­воз­мож­но. И ему никто ни­ко­гда не лгал. Папа ни­ко­го ни­ко­гда не на­ка­зы­вал и почти ни­ко­гда не за­став­лял детей что-ни­будь де­лать, а вы­хо­ди­ло все­гда так, что все, как будто по сво­е­му соб­ствен­но­му же­ла­нию и по­чи­ну, де­ла­ли все так, как он этого хотел.

«Мама часто бра­ни­ла нас и на­ка­зы­ва­ла, — рас­ска­зы­ва­ет Илья Льво­вич, — а отец, когда ему нужно было за­ста­вить нас что-ни­будь сде­лать, толь­ко при­сталь­но взгля­ды­вал в глаза, и его взгляд был по­ня­тен и дей­ство­вал силь­нее вся­ко­го при­ка­за­ния».

Вот раз­ни­ца между вос­пи­та­ни­ем отца и ма­те­ри. Бы­ва­ло, по­на­до­бит­ся на что-ни­будь дву­гри­вен­ный. Если идти в маме, она нач­нет по­дроб­но рас­спра­ши­вать, на что нужны день­ги, на­го­во­рит кучу упре­ков и ино­гда от­ка­жет. Если пойти к папе, он ни­че­го не спро­сит, — толь­ко по­смот­рит в глаза и ска­жет: «Возь­ми на столе». И, как бы ни был нужен этот дву­гри­вен­ный, я ни­ко­гда не ходил за ним к отцу, а все­гда пред­по­чи­тал вы­пра­ши­вать его у ма­те­ри. Гро­мад­ная сила отца как вос­пи­та­те­ля за­клю­ча­лась в том, что от него, как от своей со­ве­сти, пря­тать­ся было нель­зя.